А чем была она, Россия,
Тем ярославским мужикам,
Что шли на недруга босые,
В пищальный ствол забив жакан,
Теснили турка, гнали шведа,
В походах пухли от пшена?
Обобщающую перспективу приобретают у Городницкого и размышления о феномене русского самозванства, "бессмысленного и беспощадного бунта", обращенные к "бессознательным" импульсам русской истории, архетипическим пластам национальной ментальности ("Российский бунт", 1972, "Самозванец", 1979 и др.). В центре стихотворения "Самозванец" – неторопливое, способствующее прозаизации поэтической ткани аналитичное размышление о "самозванстве – странной мечте, приснившейся русскому народу". Как в калейдоскопе, сменяют одна другую картины русского бунта ("Лжедмитрия бесславная кончина И новое рождение его"), автором художественно постигается, как несбывшаяся утопия "мужицкого рая", национального правдоискательства оседает в темных недрах народного подсознания, навеки откладываясь в генетической памяти. Зрительная конкретика образного ряда в произведении Городницкого просвечивается мистической бездонностью:
Но будут век по деревням мужчины
Младенцам песни дедовские петь
При свете догорающей лучины,
И, на душу чужих не взяв грехов,
Все выносить – и барщину, и плети,
Чтоб о Петре неубиенном третьем
Шептались вновь до третьих петухов.
Важным в песенной поэзии Городницкого становится и многоплановое соотнесение опыта ХХ столетия с прошлым, проливающим новый свет на восприятие современности ("Минувшее", "Шестидесятники", "Петербург" и др.). В стихотворении "Шестидесятники" (1995) историческая рефлексия облечена в неординарную форму прямых обращений, разговора с революционерами-демократами ХIХ в. ("Ах, Николай Гаврилович, не надо Заигрывать с крестьянским топором!"), а реминисценция из известных стихов В.Маяковского предстает в новом, пронизанном трагической иронией оценочном измерении:
В двадцатом веке, где иные нравы,
Где битвы посерьезнее Полтавы,
И не сдержать взбесившихся коней,
Не сладко от соленой вашей каши.
Во входящем в разветвленный у Городницкого "петербургский текст" стихотворении "Петербург" (1977) субъективно-лирическое восприятие атмосферы северной столицы ("С какой-то странною тоской Мы приезжаем в этот город") помещено в объемный культурфилософский контекст. Здесь весомы и элементы психологического портрета основателя города ("самодержавный государь, сентиментальный и жестокий"), и сознательный диалог с чаадаевскими раздумьями о европейском и азиатском в русской жизни, и символическое прочтение "текста" петербургского пространства, воплотившего собой "Европейскую Россию":
Не зря судьба переплела
Над хмурой невскою протокой
Соборов римских купола,
Лепное золото барокко.
В явленных в поэзии Городницкого перепутьях исторической судьбы России обнаруживается особый характер ее "всечеловечности". Внутренне полемичное по отношению к шовинистическим настроениям, актуализирующимся в переломную эпоху, стихотворение "Несчастливы те, кто упорно…" (1987) близко по стилистике и интонационному складу историческому сказанию, которое вводится в русло непринужденной, негромкой беседы. Раскрывается драма и вместе с тем с тем историческая уникальность "горькой Российской земли", засеянной столь разнородными этническими "зернами": "Мешали с славянской хазары Степную дремучую кровь. Была к своим детям жестока Земля, для любого ничья".
Обладая тонким пространственным ощущением России, ее многополярного мира, поэт, развивая идеи В.Ключевского, рисует в стихотворении "Провинция" (1993) особый хронотоп нестоличной России, чувствование "неспешных" ритмов бытия которой расширяет горизонты художественно-исторического знания: "В столице царица, А здесь Пугачевы да Разины". Ученый-геофизик, Городницкий проецирует многослойность, полицентризм национального бытия на поэтическое видение незыблемых природных законов: "Так глубь океана И стынет, и греется медленно".
Драматизм историософским размышлениям поэта в 1990-е гг. придает созвучная духу эпохи конца ХХ в. тема распада Империи и даже, как следствие, возникающее порой ощущение исчерпанности российской истории: "От российской истории скоро останется нам Лишь немецкая водка с двойною наклейкой "Распутин"" ("Физики и лирики", 1994). В стихотворении же "Имперский дух в себе я не осилю…" (1993) крушение советской империи, угрозы распада России прочувствованы в плане не только социально-историческом, но и образно-символическом, ассоциируясь с тайной "анатомией" "тела" государства, изменениями в его геофизике. В подобном "естественнонаучном" расширении образного ряда – проявление стилевой оригинальности песенной поэзии Городницкого:
Важная информация:
Клетские храмы
Храмы, рубленые "клетски", разбросаны по всей Великороссии, но чаще всего они встречаются в центральных губерниях, не обильных, подобно Северу, лесом. По своему плановому приему и сходству с избой, храмы эти невелики размером и ...
Русская школа экранизации
Едва ли не общим местом многих исторических обзоров является утверждение, что русский художественный фильм формировался в прямой связи и под непосредственным влиянием русской классической литературы XIX века.
Действительно, экранизация п ...
Необходимость и границы мифологии
В заключение я хотел бы сказать несколько слов о самом мифологе. В этом термине есть какая-то высокопарность и само надеянность. Можно предвидеть, однако, что будущий мифолог, коль скоро таковой объявится, столкнется с рядом трудностей ес ...
Навигация